Дружников Юрий

В гостях у Сталина без приглашения

Некий московский писатель (имя его опущу, чтобы не обидеться), вполне успешный, но в то время молодой и целеустремленный, закончил стихотворение в начале 1953 года.Его героем стал очень трогательно изображенный мальчик, который идет с посылкой на Красную площадь, прямиком к Спасской башне. Чтобы предотвратить любые более современные мысли о его возможных сомнительных замыслах, я поясню прямо здесь: мальчик хотел сделать подарок Иосифу Сталину и таким образом выразить любовь миллионов детей. Хотя «миллионы» — это политическая ошибка. Я должен был сказать «всем» детям.
Мальчика не пускают. То есть да, пожалуйста, в общем, Сталин любит детей как никто другой.Но прямо сейчас исключим это. Взрослые люди обращают свои лица к смутному небу за кремлевскими стенами: там, видите, где светит окно? Вот он днем ​​и ночью стоит у руля. Он пишет. Когда он не пишет, он думает. «Там, в Кремле, он думает о каждом из нас». Он думает о судьбе человечества. Даже о тебе, маленький мальчик. Оставь здесь свой подарок. Он будет передан ему, когда товарищ Сталин придет в мавзолей пообщаться на время с дедом Лениным.Вы написали на нем свое имя? Хороший мальчик, беги домой быстрее, чем можешь.
Вот маленький мальчик отращивает ангельские крылья и радостно улетает. А может и нет. Выполнив свой пионерский долг, может быть, он просто убегает на своих двоих. А Кремлевский Мудрый, прервавшись на секунду от своих напряженных трудов, подходит к окну и, щурясь от солнечного света, своим теплым взглядом провожает мальчика. Стереотипы по-прежнему гипнотизируют: в русском языке слово «мальчик» почти требует написания как малчик , без мягкого знака после L, точно так, как он произносил его с грузинским акцентом.Но мы этого не сделаем. В конце концов, в своих лингвистических трактатах он никогда не запрещал использование мягкого знака. Но мог бы. И никто бы по этому поводу не сказал критического слова.
Тема стихотворения не была полностью оригинальной. Возьмем, к примеру, следующее: «Сталин часто курит трубку, но, возможно, у него нет кошелька. Я сшью ему чудесный кисет для табака на память». Одна девочка из моего класса во время войны прочитала это стихотворение со словом korset («корсет») вместо слова kiset («кисет с табаком»).Другой ученик сказал это слово как кастет («кастеты»). Где сейчас эти дети, я не знаю. Что касается семантики их отрывков, теория подсказывает нам, что каша ничуть не хуже небольшого количества масла. В общем, именно этой теме давным-давно дана окончательная форма в песне преступного мира «Мама, я люблю Сталина».
Все должны были любить его. Многие его любили, где бы вы сейчас провели черту? По сей день некоторые люди чтят его.Но мы больше не говорим о любви, как понимает проницательный читатель. Мы тоже не говорим о поэзии (ближе к концу 1970-х профессор Колгейтского университета Ричард Сильвестр познакомил меня со своим планом статьи о Сталине как герое советской поэзии, хотя, насколько мне известно, он ее никогда не публиковал). Установлена ​​частота, с которой хвалебные речи Сталину появлялись в прессе 1930-х и 1940-х годов. Составлен список всех эпитетов, которые ему когда-либо давали, вроде «Великий рулевой» или «Лучший друг советских женщин».«Это много, что мы знаем. Так о чем мы, собственно, говорим? Что ж, давайте в ответ на этот вопрос поднимем совершенно прозаические вопросы. Для начала, почему главные герои поэмы встретились в Кремле? Где, собственно, был Сталин. действительно живете? Откуда управляли страной?
Как каждый советский гражданин, он был прописан по месту жительства. Не в раю. Местом, где он был прописан, безусловно, был Кремль. Взгляд прогрессивного (и непрогрессивного) человечества был направлен на его прописку, в то время как он, как и многие другие советские люди, жил незарегистрированным где-то еще.На протяжении всей его жизни это была стратегическая тайна, которую охраняли очень избранные люди (не считая спецслужб).
Большинство людей, которых он видел по делам (или где-то еще), были доставлены в Кремль, где он продолжал иногда появляться после переезда. Высокопоставленных лиц, особенно иностранных коммунистов, прибывших из-за границы, доставляли на автомобилях с занавешенными окнами туда, где он жил. Сопровождающие говорили: «Мы отвезем вас в Кремль». Такая серьезная игра.Достаточно серьезно, что даже спустя много лет этот официальный миф послужил источником информации даже для авторитетных писателей. Скрупулезно точный Роберт Конквест в своей книге The Great Terror (опубликованной в 1969 году) установил, что Сталин жил в скромной квартире в Кремле.
Необходимо окончательно установить, что генсек уехал из Кремля в пригород Москвы в 1934 году. Его квартира в Кремле осталась прежней. В постоянном ожидании покушения на свою жизнь (как сегодня Арафат) он никогда даже не сказал своему личному секретарю Александру Поскребышеву и своему главному телохранителю генералу Николаю Власику, что собирается домой до самого последнего момента.Но он почти всегда возвращался домой в свою секретную резиденцию. Когда-то этот дом предназначался для менее официальных встреч, в то время как важные иностранцы должны были посещать Кремль. Затем наступил период, когда он воздерживался от путешествий, а затем, как и многие старые люди, даже вообще перестал покидать свою обитель. Он даже перестал общаться с Лениным в своем мавзолее.
В официальных секретных документах это место называлось «Загородный участок №1». На жаргоне его охранников, придворных и самого этого человека кунцевская дача называлась «Ближайшей», в отличие от других его дач, расположенных дальше.Этот жаргон использовался в телефонных разговорах, которые могли быть услышаны врагами народа. Точнее, он находился в старинном селе Волынское, но весь район входил в состав Кунцево. По одним данным, от Кремля до дачи проложен тоннель для спецмашины, по другим — целая секретная ветка метро. Говорят, что Сталин проезжал туннелем только один раз, а потом всегда ехал по Арбату и Минскому шоссе до поворота на свою личную дорогу.
Я узнал о Кунцевском укрытии, находясь в этом самом доме, то есть посетив Сталина. Правда, хозяин дома умер полгода назад. Я оказался там в конце 1953 года. И, несмотря на легкомыслие юности, потрясение было достаточно сильным, чтобы быстро закрепить детали в моей памяти.
Позднее этот дом упоминается в книге Светланы Аллилуевой. Придется сравнить то, что автор «Двадцать писем другу» , конечно, знает лучше, с тем, что я, однако, видел собственными глазами.Светлана Иосифовна говорит, что последний раз была в доме Кунцево в день смерти Сталина. Разные версии и те подробности, о которых Аллилуева забыла упомянуть, выскакивают как важные и любопытные.
Я учился на третьем курсе факультета истории и литературы России Государственного педагогического института в Москве на улице Пироговка. Прямо сейчас в Америке и на других континентах есть немало выпускников этого института, возможно, нам следует организовать воссоединение.Членом нашей непосредственной группы, ответственной за наши мероприятия «Образование для масс», была стройная блондинка Нина.
Более умелая, чем все мы, она, естественно, вышла замуж за другого нашего одноклассника. Она оказалась жесткой и избалованной, с сварливым характером. Она спорила с мужем во время лекций, заставляя всех студентов в аудитории, а иногда даже профессора, участвовать в их семейной ссоре. Как будто нашу лекцию по иностранной литературе эпохи Возрождения читали на общей кухне.
Всегда голодная, многие из нас пускали слюни и глотали в перерывах, когда она вытаскивала бутерброд с красной или белой рыбой из своей маленькой зеленой коробочки для завтрака или какие-то фрукты зимой. С момента окончания войны прошло восемь лет, но многие из нас в группе ни разу не наелись досыта с ее начала. Но общественная деятельность Нины заслужила наше уважение. Она присматривала за нашим коллективом с экскурсиями в кино и музеи, заботилась о нашем маленьком кредитном союзе, из которого можно было заработать рубль, когда выплачивалась некоторая задолженность.В конце ноября Нина подошла ко мне между лекциями и шепотом спросила:
«Как бы вы хотели попасть в список желающих посетить дом Сталина?»
Мои глаза вылезли.
«Скорее всего, этого не произойдет, — поспешно добавила она, — но шанс есть. Никаких вопросов! Молчи, как рыба, и всегда носи с собой паспорт».
Оставалось выяснить, в чем заключалась сделка: ходили слухи, что отец Нины был главой хозяйственной администрации Кремля.
Времена были странные. Сталина оплакивали восемь месяцев назад. Наши лидеры сомкнулись в рядах, боясь исчезнуть один за другим, и на всякий случай расстреляли чересчур амбициозного Лаврентия Берию. Наверху происходили тайные встряски. Никита Хрущев вырвался в лидеры, но разрыв между ним и остальными оставался легко преодолимым. Начальник управления культуры ЦК КПСС, который одновременно являлся высокочтимым секретарем Союза советских писателей (как будто мог существовать союз несоветских писателей), Дмитрий Поликарпов, внезапно объявился с позором директором нашего института в Пироговке.
Мы значительно повеселели и едва осмелились устроить настоящую студенческую вечеринку, я и мои одноклассники, а затем и признанные поэты Юрий Визбор, Юлий Ким и Юрий Ряшенцев (кто-то окрестил нас «Третьими кузенами» по-русски: четвероЮродные братья , «четыре брата, рожденные YU»). Процент студентов «параграфа пятый» (или евреев после печально известного пятого вопроса о форме личности, требующей определенной национальности, а именно евреи были в Советском Союзе) в институте увеличился.Писатели стали появляться на литературном факультете. Помню Константина Федина, Александра Твардовского, Илью Эренбурга, Михаила Светлова (я его сам пригласил) и молодого лауреата Сталинской премии Юрия Трифонова. Прославление великого человека великим подошло к концу, хотя в наших лекциях, как и прежде, обильно цитировались как его памфлеты по социалистической лингвистике, так и по коммунистической экономике.
Боюсь привнести современный цинизм в свои чувства по поводу того времени и исказить картину.Ни единого намека на злоупотребления Сталина никогда не было сказано. Многое воспринималось как раньше, хотя официальный писатель Константин Симонов позже вспоминал, что ему позвонили из ЦК и спросили: «Кто вам разрешил писать, что Сталин будет жить вечно?» Бог стал полубогом. Но визит в дом, где жил полубог, все еще казался нереальным.
Тем не менее, через пару дней наш культурный агент Нина снова проинформировала нас в тишине, что экскурсия назначена и они собираются отвезти нас в «только что открывшийся закрытый музей».«Терминология не вызывала недоумения, равно как и ее смысл. Естественно, после смерти Сталина откроется музей. Ведь там были музеи для других великих людей. Не нужно было бы это афишировать: толпа была бы тут же накатила, как на похоронах. И столь же естественной была ее команда: «Паспорта! Важно, чтобы у всех были при себе паспорта! »Враги были повсюду.
Падали пушистые снежинки. Разбрасывая мокрую слякоть, небольшой автобус подъехал к площади у института.Его верхняя половина была белой, а нижняя — голубой, и вся залита грязью. Водитель проверил наш групповой проезд и пересчитал пальцем сидящих пассажиров. Нас было двенадцать. Окна были закрыты белыми занавесками, но сквозь щели мало что было видно. Проехали Киевский вокзал и оказались на Минском шоссе. Мы свернули с него налево, когда-то миновали Поклонную гору, и сразу оказались в густом лесу. Ни дома, ни человека не было видно, если не считать милиционеров, прогуливающихся по обочинам дороги, сопровождающих нас своим внимательным взглядом.Снег перестал падать. Короткий день, к тому же мрачный, подходил к концу.
Мы ехали недолго. Никто не шутил, никто не смеялся. Нас замолчали так торжественно, как если бы мы были на похоронах. Неожиданно автобус резко повернул, и внезапно снова стало светло. Все было освещено прожекторами. Снег вокруг блестел; мы видели это как новогоднее украшение на обвисших ветвях елей. Водитель притормозил. Когда наши глаза привыкли к свету, стало очевидно, что нас окружают офицеры в форме госбезопасности.Им не нужно было выяснять, кто мы такие; они, конечно, уже знали. Они просто начали считать головы. Затем ворота открылись. Автобус проехал и снова остановился.
За нами был забор высотой около пяти метров, темно-зеленый. Внутри, на некотором расстоянии от него, была еще одна преграда, на этот раз из колючей проволоки. Вдоль забора пролегала узкая асфальтированная дорога, освещенная фонарями под черными плафонами. Сразу скажете: лагерная зона.
Вокруг автобуса снова стояли люди в форме.Двое из них вышли в проход и собрали наши паспорта, вглядываясь всем в лицо и сверяя их имена со списком. Они проверили под сиденьями, что привело женщин в замешательство, сжав колени вместе. Шашки вернулись в свое караульное помещение, и двое молодых людей в штатском с равнодушным видом поднялись на борт и сели сзади. Мы не двинулись с места; мы сидели молча, ждали. Через некоторое время по ступенькам автобуса поднялась женщина средних лет, я бы сказал сурово красивая.Она поприветствовала нас и произнесла слова предупреждения:

Можно не отставать ни на шаг, ничего не фотографировать, ничего не записывать, нельзя разговаривать между собой. При выходе из автобуса нельзя брать с собой сумки, узлы или книги. Вы не можете курить. Мужчины должны оставить шляпы на своих местах.

Она помедлила, затем кивнула водителю, чтобы он тронулся. Толпа охранников разошлась. На лестничной клетке, полуобернувшись к нам, интонация женщины сменилась на интонацию экскурсовода.

Теперь вы находитесь на той же территории, что и дом, в котором жил, работал и умер великий вождь всего прогрессивного человечества Иосиф Виссарионович Сталин. Когда товарищ Сталин выбрал этот участок земли в Кунцево, это было пустынное место, бесплодное место. Лес, по которому мы едем, посажен по приказу товарища Сталина.

Это заявление казалось неправдоподобным: автобус ехал больше десяти минут (а может, просто показалось, что так долго) по чистой узкой асфальтовой дороге, по которой невозможно проехать другому автомобилю через огромный, настоящий лес.Вековые сосны и ели становились то толстыми, то тонкими, но прямо до автобуса, касаясь нас ветками с обеих сторон, осыпая снегом.
Позже я узнал, что они очистили весь район от жителей, изгнав определенные категории населения из близлежащих деревень. Однажды тихая пожилая женщина путешествовала вместе с моей знакомой на самолете в Америке. Выяснилось, что в начале 1930-х она жила с соседями в Волынском селе Давыдково.Власти приехали к ней ночью, дали семье полчаса на сбор вещей, помогли погрузиться, а затем увезли их в Калининскую область.
«Может быть, они боялись, что кто-то стреляет из нашей деревни», — так дама прокомментировала их изгнание.
Между тем автобус медленно продвигался вперед, когда наш гид продолжал.

Здесь были вырыты овраги, насыпаны холмы — все по личному указанию товарища Сталина, очень любившего природу.Видишь тропинки сквозь деревья? Когда выпадал снег, они топали его пешком, чтобы он мог прогуляться по лесу.

Время от времени среди деревьев можно было видеть огни, освещающие дорожки и краны для воды, торчащие из снега. Только что прошел снегопад, а в лесу действительно были уже утрамбованные тропинки. Для кого? Ведь любительница прогулок по лесу уже умерла прошлой весной. Может, просто забыли поменять порядок на топчанах?
Незаметно из мрака появилось двухэтажное здание, выкрашенное в зеленый цвет, с застекленной террасой и очищенным от снега внутренним двором перед типичным парадным входом, у которого остановился автобус.Нам предложили выйти из автобуса и встать на одном месте, не двигаясь. Нас снова пересчитали. Автобус тронулся, и наши уши сразу же заполнила гробовая тишина. Дом, как стало ясно из объяснения нашего экскурсовода, был спроектирован архитектором Мироном Мержановым по личному распоряжению Сталина и был построен в 1933-34 годах. Здесь необходимы некоторые комментарии.
Мержанов построил для генсека и другие дачи на Кавказе и в Крыму. Во время своего отступления под Москвой Сталин ранее выбрал для себя роскошное место в глухом лесу возле железнодорожной станции Усово и проводил там лето с 1919 по 1932 год.Усадьба вместе с дворцом в готическом стиле была названа Зубалово по имени ее бывшего хозяина, нефтяного барона по фамилии Зубалов. Судя по показаниям дочери, Сталина подтолкнуло к мысли о переезде из Кремля из-за самоубийства своей жены 8 ноября 1932 года (сам он обожал жить в уединении). Но считается, что еще одним более практическим соображением было его желание отделиться от оставшихся партийных лидеров. Все они вместе жили в кремлевской цитадели. Ему хотелось иметь свою особую цитадель, поэтому он построил ее.Что касается Мержанова, то он был отправлен в исправительно-трудовой лагерь и вернулся через 17 лет полуживым.
Лес вокруг светился огнями. Дорожки возле дома были тщательно расчищены, ненужный снег убран. Справа от входа была маленькая уютная дверца. Гид объяснил, что товарищ Сталин не любил свой парадный вход. Его машина подъезжала прямо к этой двери, и он исчезал внутри нее. Во всяком случае, что это было, я думаю сейчас: скромность, революционная привычка к секретности или чувство постоянной опасности? А может просто черта характера?
Мы посмотрели на вторую историю.Сначала у дома не было второго этажа. На крыше был солярий. Но хозяину дома больше нравилась лесная прохлада. Второй рассказ был построен в 1948 году, вспоминает его дочь в своей книге «Двадцать писем другу». Надстройка стояла бессмысленно, если не считать единовременного приема китайской делегации. Наш гид объяснил нам иначе:
«Надстройку (видите ли, она была меньше первого этажа — дом на крыше дома) приказали построить во время войны.»
В нем, по ее словам, жили представители генерального штаба, что, добавлю сейчас, маловероятно. Возможно, они и остались ночевать, когда немцы были на пороге Москвы, но, конечно, в бункере. Там, в этом маленьком здании, днем ​​и ночью размышляли о судьбе страны, а потом, когда им удалось победить Гитлера, судьбу всей Европы. Кто теперь мог сказать, какие идеи по этому поводу были его собственными, а какие родились в головах сопровождающих их генералов?
Приближались сумерки.Нас обвели вокруг дома. Снаружи, вдоль застекленной террасы, защищенной от мороза лубяными циновками, рядами выстраивались кусты, присыпанные снегом. Чуть дальше росли вишневые деревья, без сомнения, красивые в цвету. Из ее комментария стало ясно, что под циновкой были розы. Садовники ухаживали за ними по указанию хозяина дома. Сам он не любил работать в саду. Но иногда он брал нож и обрезал мертвые ветки.
С противоположной стороны дома открывался вид на березовую рощу, тоже искусственно посаженную. Там были беседки. В них были шезлонги и кресла. Хозяин переходил из одной беседки в другую. Туда ему принесут чай. Гид сказал:

Еще до начала строительства дома сюда стали привозить 20–30-летние деревья из Московской и Смоленской областей. Именно в этот момент товарищу Сталину пришел в голову грандиозный план преобразования природы нашей Родины.

Дом отделял от березовой рощи узкий овраг, похожий на широкий ров, по дну которого протекал ручей. Через овраг переброшен мост с толстыми перилами. Много лет спустя я понял, что средневековая идея пришла в голову человеку двадцатого века. Холм, на котором была построена дача, был окружен гигантским рвом, через который переброшены два моста. Ров был заполнен водой, идущей из реки Сетунь, тщательно охраняемой на всем протяжении от ее истока до Кунцево.
Через мост, мимо березовой рощи, наткнулись на зимние сады. Их стеклянные стены и крыши ярко сияли. Внутри с лоз свисали грозди винограда. Виноград был посажен под его личным присмотром, вина изготовлены по рекомендациям мастера. Даже в этой области он был специалистом.

Здесь трудятся лучшие агрономы, садоводы высшей квалификации, пояснил экскурсовод, чтобы претворить в жизнь одобренные товарищем Сталиным земледельческие идеи Ивана Мичурина и Трофима Лысенко.

Несомненно, они были не только высшей квалификации, но и определенного ранга. Кто еще мог находиться там постоянно, в двух кругах охраны, грузинском и русском, без общего языка? Кому еще можно было доверить выращивать для него овощи и фрукты? Но гид все равно объяснил, что Сталин любит есть свежие овощи из своего огорода, и дал инструкции, как их правильно выращивать.
Время от времени наша группа останавливалась.Снег перестанет хрустеть под ногами, гид умолкнет, наступит тишина. Это давило нам на уши. Но, может, так просто показалось, от нервного напряжения. Ведь это был 1953 год. Другой мир, то есть тот, что за забором, здесь отсутствовал. Искусственно созданная живая природа была прекрасна, но это был симулякр. Жизнь здесь остановилась в марте. Время умерло вместе с хозяином имения. На деревьях не было ни птиц, ни белок. Необитаемый остров.Ни входа, ни выхода без сопровождения, стоящего за вашей спиной. Было ощущение пришельца с другой планеты, хотя обычная Москва была где-то недалеко.
Вдруг, вернувшись к дому по лесной тропинке, мы обнаружили, что мы не одни. К нам шла другая группа, только что вышедшая из «музея». Впереди был еще один проводник, полный двойник нашего собственного. За ними стояли два брата-близнеца. Между ними группа писателей.Узнала Алексея Суркова, Михаила Бубеннова, Василия Ажаева, сестру Владимира Маяковского Людмилу, а рядом с ней автора незабываемого стихотворения о мальчике, спешащем с подарком в Кремль.
Как только мы подошли к дому, мужчина в форме службы безопасности открыл парадную дверь. Гид вошел первым; последними, позади нас, были двое в штатском. Внутри было тепло.
«Снимите пальто и повесьте их на крючки. Повесьте тапочки поверх обуви»
Обычные тапочки музейного типа на шнурках.Если бы это было сегодня, наверняка кто-нибудь поинтересовался бы, носил ли такие тапочки сам Сталин. Но в то время тишину нарушал только шорох одежды. Ощущение пребывания в мавзолее.
Я огляделась без пальто и в тапочках. Слева, прямо, а справа были двери в комнаты. Между дверями был лифт. Рядом была ванная и туалет. На панели лифта было четыре кнопки. Значит, есть еще один этаж выше и два ниже.Там или где-то еще был бункер, тоже под землей, связующее звено правительственной связи. В книге Светланы Аллилуевой нет упоминания о бункере, где Сталин провел опасные месяцы войны.
«Наверху, — объявил гид, — кинотеатр».
Она не упомянула ни о ком внизу. Само собой разумеется, что никто даже не спросил. Сегодня мы знаем, что он любил вестерны и фильмы Чаплина и смотрел их по ночам. Но больше всего ему нравились диафильмы о себе, которые теперь можно было оформить под общим заголовком «Сталин показывает себя народу».«Мифы о нем создавались под его неустанным личным надзором.
Нас привели в комнату метров двадцати длиной, почти без мебели, если не брать в расчет большой овальный стол посередине и диван.

На столе газеты за первое марта, — сказала наша помощница. Утром сюда приносили почту, и он сам ее смотрел. Вы можете увидеть письма рабочих об их искренней любви к своему вождю и учителю.Этих газет и писем товарищ Сталин так и не успел прочитать

Само собой разумеется, что письма были любовными. Преданности. О готовности отдать за него жизнь. Письма с молитвами и скорбью плыли по другой реке. В эту обитель текла только чистая струя.
Мы вернулись в коридор. Обычное жилье, пусть и с огромной площадью. Мы перешли в так называемую столовую. В Москве того времени были дома получше и красивее в домах академиков, народных артистов, лауреатов Сталинской премии.Сам призер жил скромно. Вот сервант из светлого дерева, недорогой. Внутри него обычная посуда. Посреди комнаты стоял стол под оранжевым матерчатым абажуром с кисточками. Диван с круглыми валиками и высокой спинкой. Закостенелый стиль тридцатых годов. На столе стояла миска с яблоками. На буфете стояла открытая бутылка минеральной воды «Боржоми» и стакан. Не очень большой холодильник привычной формы, один из первых советских. Не очень высокий книжный шкаф.
За стеклянными дверьми были книги: конечно, Маркс и Энгельс, Ленин. В качестве примеров лежат книги. В них были цитаты, которые выучил каждый в школе, они были по-детски подчеркнуты цветным карандашом. Он сам их подчеркивал? А может, подчеркнули «для музея»?
«Здесь он обедал», — объяснил гид.
Но на самом деле, как позже выяснилось, по большей части не здесь. Кстати, кухни в доме не было. Выйдя из березовой рощи, экскурсовод обратил наше внимание на длинный крытый переход, соединяющий дом с пристройкой.В нем были кухня и столовая для его слуг: водителей, охранников, официанток, садовников, поваров, генералов гвардии, управляющих имения. Хозяину не нравились кухонные запахи, как нам тогда объяснили. Напомнили ли они ему детство с мамой-поваркой, о котором он не любил вспоминать? Или они построили его таким образом, чтобы слуги держались на расстоянии, для его уединения (нужно использовать английское слово, так как его нет в русском)?
«В доме было правило, когда официант, приносивший еду, сначала пробовал каждое блюдо»
Гид внезапно выпалил это, прекратив без объяснения причин, и быстро вывел нас из гостиной налево в комнату, которая казалась неподходящей для небольшого дома.Казалось, скромность хозяина дома несколько преувеличена. Это был зал длиной тридцать метров. Противоположный конец был изогнутым, как в дворянских особняках двухвековой давности. Там было много одинаковых окон, плотно прикрытых тяжелыми белыми шторами, которые собирались на роликах вверху, точно так же, как и во всех важных учреждениях в центре Москвы.
Нижняя часть стен, примерно до полутора метров от пола, была коричневая, обшита карельской березой, выглядела довольно душно.Под подоконниками стояли радиаторы электрического отопления, накрытые решетками из той же березы. В промежутках между окнами висели портреты. Это были члены Политбюро: Георгий Маленков, Николай Булганин, Лазарь Каганович, Анастас Микоян, Климент Ворошилов, Вячеслав Молотов, Никита Хрущев.
Позже, в своих воспоминаниях, Хрущев скажет, что этот зал назывался «большой столовой». Посреди зала по всей длине стоял стол. Его поверхность была покрыта бильярдным сукном темно-зеленого цвета.Вокруг него аккуратно расставлены жесткие кресла из светлого дерева. Вдоль стен стояли кресла и диваны. Весь пол был покрыт колоссальным ковром, и казалось, что это единственная действительно дорогая вещь.
«Мы сейчас находимся там, где заседало Политбюро», — торжественно напевал экскурсовод. «Товарищ Сталин любил, чтобы каждый из присутствующих сидел прямо под своим портретом».
В то время нас, двадцатилетних, ничто не беспокоило. Теперь я читаю свои старые заметки, и мои глаза останавливаются.Что происходило с этими встречами наших лидеров в чьем-то доме? Что они были, члены подпольной организации? Или генсеку было лень ездить на работу? А как насчет ритуала «сидения под портретом»?
В отличие от выродившихся потомков Политбюро, в то время мы знали их не только по именам, но и по лицам. Лаврентий Берия был близок со Сталиным при его жизни. Портрета Берии не было. То, что они избавились от этого, было единственным, что я мог вообразить на тот момент.
Экскурсовод позволила своей руке упасть на спинку деревянного кресла, оторванного от стола. Это место было сбоку от стола, рядом с углом, а не во главе стола. На зеленом сукне перед ним лежали аккуратно заточенные и еще неиспользованные обычные и цветные карандаши и блокнот с чистыми листами без подкладки. Рядом с пепельницей лежала трубка. Было хорошо известно, что он бросил курить за несколько месяцев до смерти. Но там труба лежала.
«Товарищ Сталин любил сидеть один за этим столом и работать.»
Слева находилась книга, распознать том из собрания сочинений Ленина несложно. На открытой странице несколько строк были подчеркнуты красным карандашом и что-то слегка написано на полях. Гид зачитал надпись. Какая-то существенная банальность или прочее. Позже один из переводчиков Сталина заметит, что «он писал дешевой школьной ручкой тех лет, макая ее в герметичную чернильницу».
За стулом у стены был шкаф, в котором он хранил свои бумаги, конверты с зарплатой (которую он никогда не тратил) и лекарства, которые он принимал по своему усмотрению.Например, он выпивал капли йода в воде. Врачи никогда не могли его лечить не только потому, что он всех их посадил в тюрьму, но и потому, что инструкции, как и во всех других сферах, должны были исходить от него к медицине, а не от врачей к нему.
На стене китайская вышивка, большой яркий тигр, а также дешевые репродукции: портреты Максима Горького и Михаила Шолохова и картина Ильи Репина «Запорожские казаки пишут письмо султану». Рядом с ними было несколько больших детских фотографий.Гид прокомментировал:
«Товарищу Сталину понравились эти фотографии советских детей в журнале Огонек, , и он попросил увеличить».
Я прочитал в книге г-жи Аллилуевой, что он никогда даже не хотел видеть пятерых из восьми своих внуков, и мне трудно объяснить, как можно одновременно воспринимать оба этих факта. Либо он любил детей только на картинках, либо, что проще, фотографий детей здесь не было, пока он был жив.
Сбоку от выдвинутого стула у стены стоял небольшой столик. На нем стояли два телефона, белый и черный. Один был обычным телефоном, другой — горячей линией. Два стула. Один из них был ниже другого, с короткими ногами.

Товарищ Сталин был невысокого роста, сказал экскурсовод, разглашающий государственные секреты. Когда он разговаривал по телефону, ему было неудобно сидеть в таком кресле, поэтому он приказал плотнику отпилить ему ноги.Его секретарь сидела на большом.

Так случайно обнаружилась вчерашняя правда. Обыкновенный стул, ножки которого были отпилены простым советским крепостным крестьянином по приказу помещика. Это коренастое кресло-урод, это карликовое кресло, это карликовое кресло, нормальное с самого начала и изувеченное позже, было Троном Власти, резиденцией правления двух телефонов, белого и черного. Черный телефон зазвонил — второстепенные проблемы, белый — важные, и все.Или вообще не звонил, когда хозяин задремал.
По воспоминаниям Юрия Трифонова, Александр Твардовский лежал в кремлевской больнице вместе с секретарем Сталина Александром Поскребышевым. Однажды Поскребышев расплакался и сказал о своем хозяине: «Он меня бил! Вот так хватал меня за волосы и ударял головой о стол». Царь, должно быть, с этого самого стола сбил своего лакея головой.
Я только что упомянул Трон Власти.Российская столица при Петре Великом переместилась из Москвы в Санкт-Петербург, а при Ленине — обратно в Москву. Правда сталинских времен заключалась в том, что Москва стала просто мифической столицей. А настоящей, но засекреченной столицей СССР с 1934 по 1953 год был городок Кунцево в подмосковной деревне. Западные кремленологи должны были называть себя кунцевологов , а точнее волынологов . Если бы они только знали об этом факте.
«В этой комнате он провел все свои последние годы, почти двадцать лет», — отмечает Аллилуева в своих письмах.В тридцатые годы, когда хозяин был моложе, его товарищи по оружию кричали об этом в Ближайшем. Многие его грузинские родственники приезжали в гости (до того, как они были уничтожены). Шашлык подавали, мужчины играли в бильярд, и все танцевали под проигрыватель, который Сталин заводил сам, играя пластинки по своему выбору и заставляя всех танцевать. Кавказцы пели свои заунывные песни, и «хозяин руководил пением своим высоким тенором».
Из других источников мы знаем о его знаменитых «ужинах» с одиннадцати вечера до четырех часов утра, когда он заставлял всех пить, чтобы развязать им языки.В то время гид не сказал ни слова о тех веселых вечерних званых обедах за огромным столом, к которым глубоко восточный вождь относился с таким уважением, когда был моложе, ни слова о его любимом вине хванчкара .
Человек из ЦК, которому удалось привлечь внимание Сталина в последние два года его жизни, написал, что возраст и болезнь внезапно обрушились на Сталина на пороге его семидесятилетия.

Процесс старения становился все заметнее: глаза как-то посветлели до цвета мокрой глины, взгляд стал менее проницательным, походка менее твердой.Его друзья в строжайшей тайне рассказывали другим, что временами он, как они говорят, впадал в шквал своего любимого грузинского вина.

Дочь Сталина вспоминала, что рядом с большим залом была маленькая, «маленькая столовая». Нам его не показали, но дверь я помню. Не знаю, где стоял бильярдный стол, на котором он любил играть, это тоже государственная тайна. «Товарищ Сталин любил народные песни, — сказал экскурсовод, — русские, грузинские и песни других народов.Вы можете увидеть проигрыватель и его огромную коллекцию пластинок: «Итак, для нас, туристов, он любил народные песни, а для себя он любил цыганские песни и Александра Вертинского, мигранта, это« дегенеративное буржуазное искусство ».
Здесь, по воспоминаниям, которые я прочитал позже, он играл на граммофоне после запоя и заставлял членов Политбюро танцевать парами. Из-за стола, за которым проводились занятия, нас сразу проводили к двери рядом с его рабочим местом. Его спальня. Это была небольшая квадратная комната с парой окон, пропускавших тусклый свет через занавески.Слева стояла старомодная высокая и довольно широкая кровать с деревянным каркасом, аккуратно застеленным покрывалом. В России такой размер кровати называют «полуторной», более узкой, чем американская двуспальная кровать. Подушки были аккуратно набиты одна на другую и покрыты салфеткой в ​​деревенском стиле. Напротив кровати был шкаф для одежды. Обычные ставни, даже не резные. Они были открыты. Внутри две трети места отводилось под вешалки, а треть занимала льняные полки.
На вешалках в шкафу, как мираж, были френч и военное пальто с погонами генералиссимуса, брюки с широкой красной полосой — знакомая всему поколению экипировка гениального полководца.Дизайнеры придумали этот уникальный костюм для одного человека. Лучшие анонимные портные измерили его фигуру, искривленную физическими уродствами, придумывая, как скрыть его недостатки. Мастерица золотого шитья вышила узор на его тунике. Но служебная туника была только одна. Одежды ему хватило бы на целую роту генералиссимусов.
Моя рука протянулась, но я не мог дотронуться до чего-то. Вещи носили, много раз чистили. Рядом с ними были два обычных темных мужских костюма, в которых мы его никогда не видели ни на фотографиях, ни в фильмах.Он носил их дома один? при приеме гостей? Или он держал их в резерве для быстрого полета в Вену или Цюрих? Где они спрятали его белоснежную с золотом парадную форму? На полках аккуратно разложены стопки рубашек и комодов, хорошо выстиранные носки, свернутые в шары. Внизу две пары черных ботинок, блестящих от крема для обуви и тоже заметно поношенных. А рядом, у той же стены, еще один книжный шкаф. Снова книги Ленина и советских писателей.Но где был Макиавелли и другие его фавориты и наставники?
Я помню, что за пять лет до этой экскурсии мой школьный учитель истории несколько раз говорил, что Вождь читает 500 страниц каждый день. Откуда взялась эта цифра? Как мог даже гений, читающий по 500 страниц в день, делать что-нибудь еще? И вот тут-то и спустя полвека легенда жива. «Он был ненасытным читателем», — сообщает нам чиновник ЦК. «Только библиотека в его кремлевской рабочей квартире, по свидетельству его помощников, насчитывала более 5 тысяч томов, а библиотека на его даче в Волынском была в несколько раз больше.«В несколько раз больше, то есть от двадцати до тридцати тысяч томов, почему бы и нет? Но вот ваш« ненасытный читатель ». Вспоминая с недоумением убогую библиотеку, умещавшуюся в паре маленьких книжных шкафов, я задаюсь вопросом о вкусах этого скоростного ридера и о том, как литература присудила ему премию в соответствии с этими вкусами.
Мы находились между кроватью и шкафом в комнате, столь же тесной, как в коммунальной квартире. За окнами было кромешно темно. Здесь, в его спальне, были такие же белые занавески.Перед ними стоял черный рояль, занимавший все свободное место. По какой причине и когда пианино появилось в доме отца? Светлана Аллилуева вспомнила о рояле, но добавила, что не знает его происхождения. Странная забывчивость. Но его дочь все же обратила внимание на перенос пианино из большого зала в спальню, где, собственно, Сталин не спал. Тогда сопровождающая нас женщина сказала следующее:

Крышка открыта, как будто на ней кто-то только что играл. Нет, товарищ Сталин сам не играл на пианино.Этот рояль принадлежал товарищу Жданову. Товарищ Сталин очень любил товарища Жданова и любил, когда он играл. Когда Жданов умер, Иосиф Виссарионович привез сюда рояль. Те, кто приезжал сюда в гости, играли на пианино.

«Здесь?» кто-то выпалил.
«Нет, не здесь. Пианино вынесли в холл».
Значит, рояль принадлежал бывшему тестю Светланы. Но где же был аккордеон, на котором Андрей Жданов тоже любил играть? Нет, аккордеона не было.Тем временем гид открывал дверь, которую мы не заметили. Это был еще один выход из спальни на застекленную террасу. Дачная мебель из ротанга, деревянные кашпо с землей для цветов, но без цветов. Холодная лежала на террасе. Фрост нарисовал на стекле фигуры.

Последние несколько месяцев, когда наш Лидер больше не мог ходить, он любил проводить время на этой террасе, — сказал гид. В ту прошлую зиму, несмотря на морозы, он любил здесь подолгу сидеть в дубленке, шапке-ушанке и валенках.

Промерзшие до костей мы вернулись в спальню, а оттуда в холл. Теперь свет падал на нас из левой части здания, когда вы выходили из спальни. Здесь, на желтоватом лакированном паркетном полу, стояло несколько деревянных бочек с пальмами, и, торчащим по полу уголком, представлял собой довольно обыденный диван, не имеющий отношения к диванам в зале заседаний, с круглыми валиками и абсурдно высоким раздутым диваном. спина, заканчивающаяся полкой для статуэток.Обычный диван. У нас в номере до войны был такой же. Сидеть было очень неудобно. Голос экскурсовода раздался и упал:
«На этой кушетке лежал больной великий вождь советского народа и всего прогрессивного человечества товарищ Сталин»
Незаконченное слово повисло в тишине. Самые искренние слезы наполнили ее глаза. Нина расплакалась, а за ней еще одна девушка. Наконец гид собралась и продолжила более спокойно.
«Справа вы видите алые подушки с орденами и медалями, врученными ему партией и правительством».
Она подробно и подробно перечислила, какие ордена, за что и когда награждены. Наши глаза метнулись вслед за ее указательным пальцем. Вдоль стены, прикрывая камин, висели венки из бумажных цветов с зелеными чугунными листьями: от ЦК, от Совета министров, от Союза писателей и других организаций, как будто он вот-вот похороненный.Но студентов уже водили по его квартирам, разрешали заглядывать в его шкафы. Значит, он все-таки умер. Но если он был мертв, для чего была строгая охрана? Почему за нами следят, чтобы убедиться, что никто из нас не отступил ни на шаг? Теперь вспоминаю то чувство, которое тогда возникло во мне. Ощущение попадания в ловушку. Нас привезли сюда. Мы собираемся убираться отсюда сейчас? Нас отвели в холл и велели надеть шапки и пальто.
«А где его кабинет?» — робко спросил кто-то.
Ответа не последовало. Позже я прочитал у Аллилуевой, что его рабочий кабинет спроектировал архитектор. Но затем дом несколько раз перестраивался по приказу хозяина, и кабинет исчез, как ненужный.
Дверь для нас открылась. Мы вышли на свежий воздух. Было сыро и сыро. Автобус открыл дверь. Фильм наматывается в обратном направлении: лесная дорога в слепящих прожекторах, блокпост. Осмотр и проверка наших документов по списку.Но были ли прожекторы такими же ослепляющими, когда он сам подъезжал? Или они отключили их для него? Наконец мы выехали на шоссе. Через полчаса нас выпустили на метро Киевская. Мы чувствовали пустоту в сердце и странное чувство освобождения.
Чтобы обосновать свои впечатления некой нормальностью, той зимой я решил еще раз совершить паломничество в Кунцево, самостоятельно. Найти место и хотя бы со стороны, из леса, увидеть, как оно выглядит, лучше его запомнить.Я поделился этим намерением с другом, и он рассказал мне о человеке, который побывал там пару лет назад.
Мужчина шел по дороге через лес, держа своего маленького сына за руку. Им удалось пройти буквально несколько шагов в сторону запретной зоны, когда тихо подъехала машина и его пригласили внутрь. На допросе его спросили, как он оказался на шоссе. Он искренне ответил, что слышал, что товарищ Сталин якобы проходил этой дорогой, и хотел показать ее своему сыну.Результатом стало десять лет тюрьмы за умышленное убийство Лидера.
«Вы действительно хотите туда?» — подумал мой друг.
«Но Сталин мертв», — возразил я.
«Вы, конечно, многое понимаете! Он мертв, но его фигура живет».
Короче говоря, я слишком испугался, чтобы тащиться туда, и вскоре забыл о своем «намерении».
Кунцевский дом дочь Сталина назвала мрачным и пустым. Это должно быть субъективное впечатление.Мне так не показалось. Светлые, просторные и, учитывая наш коллективный образ жизни, просто роскошные. Вокруг сказочная природа. Так что же тогда меня действительно беспокоило? По сей день я не могу объяснить свои чувства. Попробую сказать так: я как будто пошел в театр посмотреть какого-нибудь Шекспира, а вместо этого ставили мыльную пьесу советского драматурга Анатолия Софронова.
В настоящее время по воспоминаниям очевидцев и публикации материалов, обнаруженных историками, мы более подробно знаем состояние его здоровья и то, как он умер.У него было высокое кровяное давление, но некому было его лечить. Незадолго до смерти он принял паровую баню, которая не принесла ему никакой пользы. Хрущев вспомнил, что в ночь перед инсультом была большая запой до шести утра. И склероз кровеносных сосудов, инсульт, парализовавший половину его тела, и потеря речи. Позже его дочь написала: «Во второй половине дня 1 марта 1953 года слуги нашли моего отца лежащим возле стола с телефонами и потребовали немедленно вызвать врача.«Я бы не осмелился спорить, хотя слово« требовал »из уст слуг вызывает сильные сомнения. Любопытно только, что сказал по этому поводу наш гид:
«Его нашли на ковре рядом с этим диваном. Они подняли его и положили на диван».
Он лежал на полу, под ним растекалась лужа, глаза вылезали наружу, но врачи не разрешили его осмотреть. Они сказали, что он спит, но потом сами обсуждали, что будет дальше и как разделить власть.Возможно, он все еще слышал их, но не мог отреагировать. Они требовали, чтобы его раздели и перевели в другую комнату, и все это без всяких врачей. Записи о его болезни были настолько секретными, что никто так и не нашел их. Власик, Поскребышев, его личный врач Виноградов к тому моменту были арестованы якобы по личному приказу Сталина.
Листая литературу по этому вопросу, я могу увидеть множество вариантов прочтения относительно дома в Кунцево, но истинные детали важны для более глубокого понимания Сталина.Мы все собираем детали, очень немного помогает. Что за человек он был на самом деле, наедине с собой? Его вкусы, его привычки, его любимые занятия, его ум, его мораль, его культура, как отражено в его повседневной жизни, исходя из принципа «стиль — это мужчина»? Ведь это отражалось в его решениях, решениях, которых ждал весь мир. Описывая этот визит, я пытался отделить то, что я видел собственными глазами, от того, что я слышал и читал. Той зимой я записал в дневник свои грубые впечатления.Теперь необходимо что-то добавить.
«Формула-фраза« Сталин в Кремле »была придумана кем-то неизвестным», — написала г-жа Аллилуева. Мы знаем, кто это придумал, я могу сказать вам это с уверенностью. Конечно, он сам это придумал. Это было неотъемлемой частью великого мифа о правительстве. Попробуйте заменить это на формулу «Сталин в Кунцево», и это не миф. Но затем умирает главный мифолог. И все же мифократия остается. Возникла идея создать музей.
По ее собственным словам, его дочь была в этом доме в декабре 1952 года, в день рождения отца.Позже она вспоминала, что отец разговаривал с ней по телефону в январе или феврале 1953 года. После этого ей позвонили за несколько часов до его смерти, когда он уже был без сознания. Видимо, она все равно с ним общалась, хотя и как-то странно. Судя по опубликованному ею письму, дочь не могла просто навестить отца, когда захотела. В письме она просит разрешения приехать к нему с детьми на двухдневный отпуск.
По воспоминаниям Аллилуева неправда, что ее преследовали после смерти отца.Постановлением Совета Министров ей был закреплен дом Сталина «с обслуживанием» и «довольствием» в размере 4000 рублей в месяц. Называя отца мизантропом, Аллилуева забыла упомянуть одну маленькую деталь: для нее построили дом недалеко от дома Сталина. Она любила оставаться в нем на ночь всякий раз, когда она была рядом при жизни своего отца.
Нам ничего не было сказано о ее доме, но очевидец, который был в нем, рассказал, что там три или четыре светлых комнаты, уют и покой.Аллилуева отказалась от «услуг», но ей осталась закреплена еще одна бесплатная дача и машина с личным водителем. Дочь Сталина считала, что всего добилась благодаря своим личным способностям, и сорок лет спустя оправдала отца изо всех сил в своей последней книге, обвиняя его приспешников и партию в целом. Однако потомки персонажей, окружавших Сталина, и знаменитостей, процветавших под солнцем сталинской конституции, сегодня поют одну и ту же старую песню.
Светлана Аллилуева помнит важную деталь.

Здесь собирались открыть музей, похожий на тот, что на Ленинских горах. Но затем последовал XII съезд партии, после которого, конечно, идея музея никому бы не приходила в голову.

Я был в этом музее (и не только я) более чем за два года до вышеупомянутого съезда партии. В промежутке между смертью Сталина и открытием музея произошло следующее.
На второй день после смерти Сталина, вспоминает Аллилуева, Берия приказал всем покинуть территорию дома. Они сразу же начали загружать и увозить мебель и вещи на склад МГБ. Причины смерти Сталина до сих пор остаются загадкой, но здесь не место для этого обсуждать. Но если Берии пришлось в такой спешке ликвидировать все, что связано с его хозяином, возникает подозрение в его причастности к гибели генсека. Может, Берия, я должен спросить, намеревался переехать в это имение из своего дома на углу Садово-Кудринской и Качалова улиц, рядом с Чеховским музеем?
Всем слугам сказали, что они должны хранить молчание о даче, как будто ее никогда и не существовало.Официальная версия, озвученная в прессе, до сих пор остается мифологической: Сталин умер «в своей квартире в Кремле». В статье, опубликованной 35 лет спустя, Аллилуева добавила: «Это было сделано для того, чтобы никто из дачных служащих не мог жаловаться» 13. Да ладно, это даже немного серьезно, кто бы боялся жалоб слуг? В любом случае, их можно растереть в пыль.
Некоторым из тех, кто прожил там со Сталиным двадцать лет, было некуда бежать.Пара застрелилась. Валечка, то есть Валентина Истомина, его так называемая домработница, а на самом деле его преданная наложница, которой он доверил пробовать всю его еду и спать с ним, осталась жива, но ее где-то спрятали.
После отстранения Берии от власти внезапно была дана команда вернуть все, восстановить дом товарища Сталина в том виде, в каком он был.
В конце шестидесятых я встретил женщину, которая работала в музее.Она рассказала, как осенью того памятного 1953 года ей позвонили и пригласили в приемную на Лубянке. Женщина попрощалась с мужем и детьми, взяла небольшую сумочку с каким-то цвебеком и ушла.
Ее принял пожилой мужчина в майорской форме. Проверив ее документы, он довольно формально попросил ее сопровождать его, как он выразился, «в определенное место», где «нам нужна ваша консультация». Ее увезли в Кунцево. Майор госбезопасности объяснил, в чем дело:
«В этом доме принято решение открыть музей.Я всю жизнь был со Сталиным, а сейчас все как было, когда он был здесь. Посмотри вокруг, пожалуйста. Может ли он быть открыт для публики в таком состоянии? »
Ей показали дом. Она насчитала шестнадцать комнат (не все нам показали). Во всех были диваны. На каждой кушетке лежал кавказский плащ.
«Но где он спал?» она спросила.
Его телохранитель ответил просто:

Никто не знал, в какой комнате он спал, и когда, или ночью, мы просто должны были догадываться.Нам не разрешили его беспокоить. Он спал в одежде. Он запирал дверь изнутри или просто защелкивал дверную цепочку. Если слуги знали, где он, они передавали ему еду через щель. Но так ли это вообще важно?

«Это будет его личный дом-музей», — пояснила хранительница.

В нем все должно быть изложено с научной точки зрения, чтобы посетителям было понятно, где его кабинет, где его спальня и так далее.Но здесь кажется, что все комнаты идентичны. Например, у посетителей наверняка возникнет вопрос: «Почему он спал в разных местах?» И гиды должны объяснить, почему.

Майор внимательно ее выслушал и спросил:
«Не могли бы вы изложить все свои жалобы на бумаге?»
«У меня вообще нет никаких претензий», — холодеет куратор.
«Ты только что спросил, а я ответил».
«Итак, просто выложите их для моего отчета руководству»
«Ну, а портреты там были?» — спросил я женщину.
«Какие портреты?»
«Члены Политбюро».
«Нет, портретов точно не было».
Также нет портретов, упомянутых автором книги Двадцать писем другу . Через несколько дней музей начал принимать посетителей. Судя по всему, они торопились выполнять приказ и в спешке заперли все лишние комнаты. Чья это была идея музея? Какова была его цель? Может, это просто ритуальная инерция. Зачем повесили портреты Политбюро? На мой взгляд, раздавая инструкцию по открытию музея, соратники вождя думали не столько о его славе, сколько о себе.Полубог стал полубогом, и мифократия продолжала свое дело. Трон с обрезанными ножками был пуст, но его собутыльники остались тут же в окружении персонажей. И кто это будет занимать, было непонятно. Ни один из них не отказался бы от этого. Но дворец карточных домиков дрожал и вот-вот рухнет на ветру. Придворные цеплялись за юбки шинели хранителя мифов, как будто цепляясь за дорогое удовольствие, стараясь не слететь с лица земли, остаться в троне власти.
Даже после его смерти дом хозяина оставался обителью грозного человека, который всю свою жизнь боялся и сделал свой страх всеобщим. Но в равной степени он сделал универсальными свой пуританство, свой макиавеллизм, свои вкусы. Его кунцевский горизонт стал горизонтом всей страны, колючая проволока опутывала всех.
Сталин вполне мог вести заседания Политбюро с их портретами вместо них. Портреты могли так же активно выражать свою точку зрения, как и оригиналы.Но зачем ему целыми днями смотреть на портреты тех, кого он глубоко презирал и использовал в качестве лакеев? Сегодня мне ясно: его последователи сами приказали повесить свои изображения в зале и составили легенду о том, как Великий вождь посадил их под свои портреты. Это то, что Сталин делал до них: на фотографиях он всегда, задним числом, казался придатком Ленина. Так члены Политбюро стали обладателями скипетра генсека.
Несомненно, им нужна была сила и почтение, которые он сгреб своей могучей рукой. Именно поэтому лучшие писатели с их высокопоставленными секретарскими должностями первыми явились в музей (нас, студентов, пустили вслед за ними благодаря влиянию на высоких постах). Надежные писатели должны были продолжить старую традицию доксологии, но под новыми именами.
Писатель, которого я упоминал в начале, например, ждал, пока период личной скромности нового лидера не закончится, и, как только представилась возможность, он переделал свое стихотворение о маленьком мальчике, чтобы он теперь принес его подарок товарищу Хрущеву в Кремле.Переиздать стихотворение не удалось: Хрущева сменил следующий вождь. Пришлось переждать следующий период «коллективного руководства». Этот талантливый писатель не растерялся и переработал стихотворение в очередной раз. Мальчик собирался в Кремль к товарищу Брежневу. Но стихотворению снова не повезло. Престарелые генеральные секретари стали сменять друг друга с такой скоростью, что даже самые блестящие поэты не смогли бы угнаться за изменениями.Я далек от того, чтобы выдумывать этот рассказ о своем коллеге. Если в России возникнет подходящая ситуация, публика будет довольна, что я не шучу.
Я говорю это потому, что жилища наших лидеров до сих пор остаются загадкой. Но теперь все знают, что они не живут в Кремле. Хотя у некоторых из них есть свои покои, как говорил писатель Борис Балтер, на случай народных волнений. Я думал об этом, когда бродил по Белому дому во время экскурсии по Вашингтону, куда, кажется, попасть легче, чем, скажем, в какой-нибудь элитный ресторан.И все внутри Белого дома часто описывают и фотографируют, даже можно купить открытки, на которых все там изображено.
Не знаю, сколько всего людей и из каких социальных слоев успели побывать в имении Кунцево. Думаю, не много. Я слышал, что музей закрыли через несколько дней после нашего визита. Он был закрыт с той же секретностью, что и был открыт. Само собой разумеется, что об этом не было сделано никаких заявлений, и что 20-й Конгресс ничего не сказал по этому поводу.Заседание Съезда проходило в неспокойные дни, когда окружение Сталина еще не знало, петь ли «Сулико» (его любимую грузинскую народную песню) или топтать его прах. Они были склонны ко второму. Однако музей мог служить любой из этих двух целей. И, если хотите, второй был намного лучше. Но об этом позже.
«Настал момент, когда вдруг наверху решили передать имение под образцовый детский дом», — рассказал мне юрист Леонид Ойрих.«Руководителем был назначен партийный деятель Александр Перов. До этого он отвечал за управление находившимся на территории санаторием. Я был с ним в дружеских отношениях. Благодаря ему я получил возможность увидеть дачу Сталина».
«Там была мебель?»

Нет, из дома все вывезли, охрану уволили, даже свет выключили, остался только сторож. Перов очень гордился своим новым местом работы, даже глаза горели.Он посадил меня и мою жену в свой дом Победа и повез нас на дачу Сталина. Помню, машину мы оставили у ворот, прошли через два забора, между ними бегали немецкие овчарки. Мы ходили вокруг дома и по дорожкам при свете фонарика. Комнаты были пусты. Помню, в саду было два мангала: на них шашлык готовили Вождя. Тогда Перову велели собрать мебель для детского дома. Ее заказали на фабрике в Риге, и уже начали отгружать мебель.

«Но ведь они никогда не открывали приют для сирот?»
«Спустя два месяца вышестоящая инстанция передумала, и кремлевская хозяйственная администрация изъяла ключи у Перова».
Таким образом, новые лидеры так и не решили дилемму, что им делать с домом Сталина. Почему ни Хрущев, ни кто-либо из них не переехал на показную дачу Сталина? Потому что это было нелегко. Их смертельный страх цеплялся за место.Кроме того, на фоне Учителя все они выглядели жалко. Они не стеснялись опорочить собственную репутацию, которая давно была испорчена. Не боялись и общественного мнения. Видимо, им было просто неудобно становиться посмешищем в глазах коллег.
Для лидеров новой волны дом Сталина морально устарел и просто казался маленьким. Увидев Запад, все они хотели более современных удобств.Стало ненужным скромность в личной жизни и задиристый аскетизм террористов, которые всегда должны были быть готовы накинуть пальто и соскользнуть в ночь. Не для них запой с танцами под граммофон: для торжественных приемов в мехах и маскарадных костюмах требовалась иная архитектура. Дачи последующих вождей располагались в нетронутом лесу подальше от центра города.
И город Кунцево с его исчезнувшим селом Волынское, которое посетил Гоголь, и речка Сетунь, протекающая у подножия Вознесенского леса, и старинное село Очаково, владение ученого и писателя XVIII века Михаила Хераскова, и ряд соседних деревень, словом, эти древние окрестности, включая усадьбу Сталина, росчерком пера Хрущева соединили с городом Москвой.
В годы после Сталина широкая Минская улица пересекала Минское шоссе (бывшее Можайское шоссе), построенное на костях сотен тысяч заключенных. Шоссе тогда называлось проспектом Маршала Гречко, но, возможно, его снова переименовали. В свое время Минская улица была названа местными жителями Хрущевским шоссе. Эта новая улица пересекала еще одну безлюдную дорогу, ведущую через лес по Поклонной горе к усадьбе Сталина. Лес остался, но вокруг росло новое строительство, запрещенное во времена Учителя.
Типовые боксы одинаковых построек заполнили Очаковский район и пойму Сетуни, демонстрируя унылую торжественность такой градостроительной деятельности, на фоне которой даже стиль сталинского ренессанса выглядит шедевром. В лесу по ту сторону дороги сохранилась дача Калинина, куда приезжали важные гости, лидеры братских коммунистических партий. Им даже по секрету показали «Кунцевский музей».
Я снова оказался на территории усадьбы в 1976 году, приехав в гости к больному другу-журналисту.Он лежал в палате дома, где раньше стояла охрана Сталина. Теперь здесь построили многоэтажное терапевтическое отделение для больницы №1 Четвертого управления Минздрава — филиала Кремля. Автобусная остановка у бывшего девятикилометрового маркера Минского шоссе скромно называется «Первая больница». Это не самая парадная из больниц, хотя и не для простых смертных. В одной палате с моим другом, который попал туда только за ниточки, лежал другой человек: заместитель того или иного министерства, сын ответственного члена ЦК и личный шофер Блатова, помощник Брежнева. go, национальная табель о рангах.
Шофер Блатова жаловался на то, что свадьба дочери его босса вызвала у него язву желудка. В пользу партии Блатову отправляли посылки от секретарей обкомов со всей страны. Две недели шофер метался между вокзалами и отелями, как одержимый. И, конечно, ему пришлось со всеми выпить. Так что его язва снова начала подергиваться.
Заместитель министра рассказал, как люди наверху собирались избавиться от всех евреев в стране.Методика их всех сразу не устраивала: сначала нужно было подготовить их замену во всех ведущих отраслях культуры и науки. И в то же время отпустить лишних евреев и держаться за остальных, пока их русская замена не будет готова. К вечеру разговор в палате стих. Слышалось потрескивание радио. Все шоферы и министры вытаскивали из-под подушек коротковолновые радиоприемники и настраивались на «Голос Америки» на русском языке.
Я вышел из бывшей гауптвахты и направился к лесу. Через овраги протянулся мост, но дальше дорогу отрезал высокий забор, памятный еще со студенческих лет. Сдвинув забор, они как-то сократили усадьбу. Вспомнил один из разговоров в больнице (лежа в постели рядом с домом Сталина, больной то и дело возвращался к этой святой теме). Сын руководителя ЦК рассказывал, что перед важными партийными мероприятиями людей, которые составляли, массировали и согласовывали тексты отчетов для руководства, размещали в доме Сталина.Атмосфера во многом способствовала их творчеству.
Десять лет спустя я поехал к знакомому в дом для вышедших на пенсию кинематографистов, который был построен рядом с тем же лесом. Им разрешили гулять по окраине парка, но, конечно, не до тайного жилища. Вокруг него поставили новый железобетонный забор, но внутри, как говорят, все стояло, как прежде. И это правильно. Что, если он вдруг понадобится снова? Переждем стихию, а потом посмотрим, что делать с этой национальной святыней.
Если бы мне было угодно, я бы открыл музей Сталина в Кунцево прямо сейчас. Верно это или нет, неважно. Чем он фальшивее, как ни парадоксально, тем он реальнее. Музей для человека не столько скромного мизантропа, сколько примитивного. Национальный коммунистический тематический парк. Музей Политбюро, то есть всех тех, кто обладает властью в этой несчастной стране. Музей торжества и бездарности советской идеологии. Музей, в отличие от всех остальных, подчиненный не Минкульту, а соответствующему отделу Лубянки.
Лучше, конечно, получить разрешение хозяина дома. В конце концов, это его частная собственность. Я не знаю, простил ли он нас за то, что мы пришли к нему по желанию Политбюро, но без его приглашения. А что, если его тень, бродящая ночью по тропинкам утрамбовался в снегу, приказал разобраться с незваными гостями?

Перевод Томаса Мура

Эдвин Меллен Паблишерс